На работу я приехал злой, дерганый, готовый броситься на любого, кто посмеет перейти дорогу.

— Роман Евгеньевич, у вас встреча на десять, — ответственная помощница считала своим долгом напомнить о предстоящей встрече, а я еле сдержался чтобы голову ей не отгрызть.

— Отменяй, — холодное распоряжение, — переноси на другой день.

— Но как? — изумленно таращится на меня, не понимая, что происходит. Я никогда не отменял встречи. Хоть подыхал сам, хоть апокалипсис за окном — работа превыше всего. А сегодня не могу, трясет изнутри, выворачивает. Мне нет дела до этой сраной работы, до всех этих гребаных встреч и прочего дерьма. Весь мой мир перевернулся, встал с ног на голову.

— Вот так! — кивком указываю на дверь.

Я не могу думать ни о чем и ни о ком кроме Лисовой.

Эта ведьма что-то сделала со мной, сломала отлаженный механизм. Да какое сломала! Раскурочила его к чертям собачьим, закинув ядерную бомбу.

Посылаю в задницу все: встречи, подготовку к серьезным переговорам, текущую работу. У меня сегодня только одно дело — поговорить с Варькой, разобраться с нашими разногласиями, решить, как быть дальше.

Ноги сами несут меня в аналитику, и чем ближе к Лисовой, тем сильнее сердце колотится. Как ненормальное мечется, радуя приступом тахикардии. Вот смеху будет, помереть от инфаркта из-за этой заразы.

Мне не смешно, я на грани. Проявляю чудеса эквилибристики, балансируя на самом краю.

Распахнув дверь, захожу в небольшой кабинет, где ютятся три работника. Старая калоша угодливо улыбается, еще одна сотрудница прячется за экраном, а Варька невозмутимо делает вид, что не заметила моего появления.

— Лисовая, на выход, — произношу строго, всем своим видом показывая, что не потерплю возражений.

Она и не думает перечить, спокойно поднимается из-за стола и направляется ко мне. Я придерживаю дверь, пропуская ее вперед и иду следом.

— Куда? — монотонно, без единой эмоции. Она — само спокойствие, в отличие от меня.

— В переговорную! — командую решительно.

Больше ни слова не сказав, идет в указанном направлении, а я за ней. Буквально пожирая глазами гибкую, подтянутую фигуру. Сегодня она сама сдержанность — черный низ, белый верх. Раньше бы сказал, что скучно, но не сейчас. Потому что черная узкая юбка до колен, с высоким разрезом сзади, так обтягивает ее пятую точку, что почти нет сил сдерживаться. Хочется прикоснуться, сжать, стиснуть всей пятерней, так чтоб синяки остались. А верх белый, своей целомудренностью просто до безумного градуса доводит. Застёгнутая на все пуговицы рубашка, закрытая под самое горло, наоборот, миллион фантазий рождает.

Я точно дебил. Свихнулся на ней окончательно.

Варька не дожидается, когда я проявлю чудеса расторопности и галантности. Сама открывает дверь и заходит внутрь.

Тут же направляется к куллеру, стоящему в углу, наливает себе воды и неторопливо пьёт, а я все это время просто смотрю на нее.

— Ну, давай. Говори, чего хотел, и расходимся, — наконец обращается ко мне, смотрит устало. Только сейчас замечаю потрепанный видок, тени под глазами, усталую складку меж бровей. Не только у меня была бессонная ночь.

У меня голос пропал, сел подчистую, и слова из головы вылетели все. Стою напротив нее, как рыба воздух глотаю, а сказать ничего не могу.

— Как все запущенно, — тянет Варя и усаживается за один из рабочих столов, ставит перед собой стаканчик с водой, выкладывает телефон, — ты не возражаешь? Я пока посижу. Ноги гудят.

Наблюдаю за тем, как она блаженно жмурится, сбросив туфли.

— Я тебе вчера звонил, — наконец выдавливаю жалкую претензию, — ты не отвечала!

— Правда? — деланое удивление, которому я ни на миг не верю, — извини, не слышала.

— Все ты слышала. Не надо врать!

— Хорошо, больше не буду, — соглашается смиренно, складывая лапки на коленочках, как скромная учительница.

— Почему не отвечала?

— Потому что не хотела. Такой ответ тебя устроит? Думаю, что нет, поэтому давай остановимся на варианте, что телефон был на бесшумном, и лежал в сумке. Поэтому я ничего не услышала.

— Не услышала? — в порыве ярости достаю из кармана свой телефон и набираю ее.

Варя лишь усмехается, а потом внезапно меняется в лице и пытается схватить свой мобильник, что на столе перед ней лежал.

Я быстрее. Выхватываю его буквально у нее из-под носа.

— Дай сюда! — внезапно лютует она.

В этот момент связь налаживается, и звонок проходит. И громкая ритмичная трель разносится по переговорной.

— Не слышала, говоришь? — усмехаюсь недобро.

И тут дернул меня черт опустить взгляд на экран телефона. А там высвечивается скупое «Неманов» (а когда-то было «любимый»). Но самое страшное не это. Самый капец заключается в фотографии, что стоит на мой вызов.

Там я, со спущенными портками с блондинкой, размазанной по столу и с чертовски злорадной физиономией.

— Ты вообще нормальная??? — взревел, как раненный мамонт, — на хрен ты это дерьмо поставила???

— Чтобы всегда помнить, кто ты на самом деле, — зараза даже бровью не ведет, врывает у меня из рук свой телефон и отступает. Взглянув на экран, криво усмехается, — а что не так? Красивая фотка. Какой накал, какая драма!

— Удали это немедленно!

— Даже не подумаю. Мой телефон, что хочу то с ним и делаю.

— Удаляй! Иначе я его разобью к чертям собачьим.

— Новый будешь покупать.

Да хоть десяток новых, лишь бы избавиться от этой дури.

— Я тебя предупредил. Разобью!

— Разбивай, — снова равнодушный взмах ресниц, и она протягивает его в мою сторону на вытянутой ладони.

И я снова замолкаю, охреневая все больше и больше от происходящего. Какой-то гребаный психологический триллер, от которого в холодный пот бросает. Варя только спокойно кивает, кладет мобильник на стол, усаживается и строго отчитывает:

— Лучше говори, что хотел. У меня времени мало, надо идти работать.

Что я от нее хотел? Не помню, в свете последних событий из головы напрочь все вылетело.

— Я… нам поговорить надо, — мотаю головой, пытаясь собственную тупость разогнать.

— Давай. Я вся в твоем распоряжении и внимательно слушаю.

Я бы рад, да не получается ни хрена. Слова поперек горла стоят, горячим комом царапая, в голове белый шум.

А что, собственно, говорить-то? Чего-то мычу, тру затылок, пытаясь выдавить из себя что-то умное, что-то подходящее случаю, но не выходит.

Лисовая долго наблюдает за моими мучениями, смотрит, подперев щеку рукой, ожидая хоть какой-то развязки.

Твою мать! Снова чувствую себя полнейшим кретином.

— Неманов, ты что, пытаешься извиниться? — наконец подозрительно спрашивает Варвара.

Да!!! — мысленно, а вслух выдаю ерепенистое:

— С чего ты взяла?

— Ты аж взмок весь. В таких муках может рождаться только что-то очень важное и идущее вразрез с твоим внутренним миром. Кроме извинений и раскаяния, ничего в голову не приходит.

Как же хорошо она понимает меня, мои недосказанные слова, читает между строк.

— Помнишь, Ром, — задумчиво водит кончиком пальца по столу, — ты говорил, что я помешана на жратве, глажке, уборке. Что этого мало, для нормальных отношений? — будто сама себя спрашивает, и не дожидаясь ответа продолжает, — так вот, сейчас мне чертовски мало того, что в состоянии дать ты.

— Мало? — тупо переспрашиваю, как баран.

— Мало. — кивает, — Ты не из тех с кем женщина чувствует себя необходимой, любимой, защищённой. С тобой одни нервы, каждый день как на пороховой бочке. Ощущение вечной борьбы — либо ты, либо тебя. В итоге еще и сама виноватой окажешься в том, что не все гладко пошло. Сплошной огонь. Очень много огня для меня одной. Я столько не выдержу.

Это я не выдержу! Так хочется встряхнуть ее, чтобы откинула в сторону вот это рабоче-умиротворенное выражение лица.

— Ты эгоист, Рома. Махровый. Неисправимый. С тобой всегда будет бой, игра на выживание. Это утомляет. Надоедает. Это становится скучным! Хочется махнуть рукой и сказать «а, делай что хочешь».