Дожидается, когда уборщица наконец свалит, пожелав нам хорошего дня, и потом набрасывается на меня. Перетаскивает на кровать, наваливается сверху и безжалостно трахает, выколачивая крики, заставляя забыть свое имя.
В конце резко выходит, кончая мне на живот.
— Черт, — выдыхает через силу, словно марафон пробежал, — вернемся, начнешь пить таблетки.
Я ничего не соображаю, во мне не осталось ни единой мысли, только сладкая нега в каждой клеточке.
Таблетки, значит таблетки. Мне все равно.
— В следующий раз, перед тем как начинать…это…
— Называй вещи своими именами. Заниматься сексом, трахаться, совокупляться, сношаться. Как угодно. Как тебе нравится. Но только не позорное «это», — перебивает он, — тебе не кажется нелепым, заниматься сексом, но бояться говорить о нем в слух?
— Хорошо, — сдаюсь, потому что все равно не отстанет, — в следующий раз перед тем, как начать… заниматься сексом, надо убедиться, что на двери табличка «не беспокоить».
— Она была, — нагло улыбается Мартынов, — я специально ее снял. И время специально подгадал, когда она появится.
— Ты вообще нормальный??? — подскакиваю на кровати, толкаю его в бок, — я чуть со стыда не померла!
— Но не померла ведь? И тебе понравилось. Не утруждайся отрицаниями.
— Так нельзя!
— Считай это шоковой терапией, — поясняет невозмутимо, — хочу избавить тебя от лишней стеснительности.
— Не так же! Не заставляя сидеть на твоем члене в присутствии посторонних!
— Ого, смотри-ка! Варя слово взрослое вслух сказала! Сама! И даже не покраснела! — ржет он, — метод работает!
— Придурок!!! — рычу на него и сбегаю в ванну.
— Кстати, она прекрасно поняла, чем мы занимались! — прилетает мне в спину.
Невыносимый!
— Ладно, выходи, не дуйся! — произносит примирительно спустя пять минут.
— Я не дуюсь!
— Я заметил, — не дождавшись моего добровольного появления, сам вытаскивает меня из ванной, где я сижу, как гордый орел на краю горшка.
— Это было неправильно.
— И что?
— Да ничего! Неправильно и все.
— Кто такие скучные правила установил?
— Ты прямо как Неманов рассуждаешь!
— Ты уже задолбала своими сравнениями! Я не он! Не факт, что лучше. Но не он однозначно!
— У меня просто не получается забыть, не получается не думать об этом.
— То есть, пока я тебя тут ублажал, ты мыслями с ним была? — сопит грозно.
— Нет. С тобой. Вернее, мыслей вообще не было. Ни единой, — развожу руками, — А сейчас они вернулись. Я просто не знаю, как с этим справиться и жить дальше.
— Во-первых, завязывай говорить про своего Ромочку. Мне не интересно, вообще. Ни капли. Я не хочу слушать про какого-то му*ака. В конце концов, я твой муж, а не подружка, которой можно плакаться в жилетку о том, что все мужики козлы. Да козлы! И, кстати, я в их рядах. И обсуждать это нам не нравится! Потому что несмотря на то, что козлы, мы все равно убеждены в том, что круче нас никого нет. И если ты не уймешься, то начну рассказывать тебе про своих баб, и поверь тебе это не понравится, потому что по моим рассказам можно еще одну «Войну и мир» написать.
Мне стало неудобно. Действительно, Илья уже не просто друг, он — муж, а я ему вываливаю весь этот мусор, свое нытье из-за другого мужчины.
— Во-вторых, — прохладно продолжает он, — нельзя ничего забывать. Это твой опыт. Бесценный. Да хреновый, болезненный, но твой. Честно выстраданный. И если забудешь, то непременно на те же грабли наступишь. Тебе надо сесть, спокойно во всем разобраться. Разложить все по полочкам, сделать нужные выводы и идти дальше, строя свою жизнь уже с учетом прежних ошибок. Считай, что Неманов тебе подарок сделал, билет во взрослую жизнь. Сложи его где-нибудь в маленькую коробочку в своей голове, — пальцем тихонько постучал мне по лбу, — и живи дальше, не зацикливаясь, но и не забывая. Впереди еще до черта лысого будет болезненных уроков и проблем. И если каждый раз вот так убиваться, то подохнешь раньше времени. Так что все. Эта тема под запретом. И я очень надеюсь, что ты меня услышишь, и не продолжишь внутри, мысленно ее обсасывать. Роман уже сделал все что мог, дальнейшее развитие событий зависит только от тебя.
Глава 11
По возвращению из свадебного путешествия в Москве не задерживаемся.
Буквально на несколько часов прихожу старую квартиру, чувствуя себя неуютно в этих стенах. Мне неприятно. Не хочу здесь больше находиться, потому что все пропитано запахом предательства и осознанием того, какой идиоткой я была.
Связь с этим место порвалась окончательно и бесповоротно, поэтому уезжаю не жалея. Без сантиментов, ностальгии, долгих, тяжелых прощаний.
Собираю вещи и ухожу, надеясь, что теперь начнется новая жизнь. Я к ней готова.
Еще день уходит на то, чтобы съездить в деревню. Бабушка рада до слез увидеть нас обоих. Плачет, обнимает, снова плачет, причитает ласково.
Пирогов напекла к нашему приезду, студня сделала. Не удержалась, гостей позвала, хоть я и просила ее этого не делать. И очень расстроилась, когда узнала, что мы всего на день приехали. Но здесь Илья непреклонен был. С улыбкой, ласково, но твердо объяснил, что билеты уже куплены, работа ждет, учеба. Что нам обоим надо развиваться, расти.
Бабушка всегда трепетно относилась к процессу обучения и к работе, поэтому конечно согласилась, приняла наш отъезд, но опять слезы начались. Сидела, ревела как белуга, повторяя, как она за нас рада, как счастлива, какие мы молодцы.
А мы вокруг нее скакали, утешали, как могли, клятвенно заверяли, что будем регулярно приезжать и ее непременно в гости позовем.
Когда уезжали, она надавала на три сумки солений: огурцы, помидоры, лечо, грибы. Мне неудобно было отказываться, да и она даже слушать ничего не хотела: берите и все тут! Зато Илья довольный был, как слон. Бабушкины заготовки он очень любил и уважал.
Скучать и переживать о прошлом было некогда. Новая жизнь закрутила, завертела калейдоскопом, безумным вихрем, так что времени не хватало на ненужные воспоминания. В один день в деревне, а на следующий — уже едем в аэропорт.
Лондон ожидаемо встречает нас дождями, унылым серым небом и сердитыми порывами ветра. Нам осталось только плотнее закутаться в свои куртки, нацепить капюшоны до самых глаз и идти вперед, навстречу неизведанному.
Прошли таможню, все досмотры, проверки и только тогда смогли выдохнуть.
— Будто мы с тобой на террористов похожи, — ворчал Илья пока шли к багажной ленте.
— Ну а вдруг, — жму плечами. Проверка и проверка, что такого? Я, правда, не такая набалованная, как Мартынов, который привык все по щелчку пальцев получать.
— Ладно, по фиг. Давай чемоданы получать, за нами сейчас приедут.
С чемоданами выходит загвоздка. Спортивная сумка Ильи добирается в целости и сохранности, а мои вещи нет. Оба чемодана будто испаряются. Их нет. Сколько бы мы не стояли, не ждали, их так и не выкинули на ленту. Так обидно стало, что чуть не разревелась.
— Варя, завязывай страдать, — сердито припечатал Илья, — ну нет и нет. Потерялись. Бывает.
— Бывает? — смотрю на него в праведном гневе, — если бы твои вещи пропали, ты бы что сделал?
— Пожал плечами и пошел дальше!
— Врешь! Ты бы всех на уши поставил, заставив искать свое добро.
— Только если бы там было что-то ценное.
— Вот и у меня ценное…было!
— Что, если не секрет? Четыре кофты, трое тапок?
— Там была моя одежда! Вся! Мне теперь даже переодеться не во что!!! Даже трусов запасных нет.
— Можешь без них ходить, я только за, — глумится над моей потерей парень, за что получает сумочкой по плечу, — еще и дерется!
Я снова замахнулась, сердито засопела, сумочку поудобнее перехватила и на него грозно пошла.
— Ладно, куплю тебе новые трусы, только уймись, — в примиряющем жесте руки поднимает и пятится от меня, а самого улыбка от уха до уха. Ему весело.