— Кто из вас Лисовая Варвара Григорьевна? — спрашивает громко, перехватывая неудобный веник.

Церберша брезгливо морщится, Лика, прижав ладошку к губам, восхищенно смотрит на цветы, а я нехотя отвечаю:

— Ну, допустим, я.

— Это вам.

— Блеск! — поднимаюсь со своего рабочего места и принимаю тяжеленный букет, кое-как расписываюсь в бумажке и стою, как дура, не зная, куда эту охапку девать.

— От кого такая красота? — восторженно выдыхает Лика.

— Понятия не имею, — заглядываю внутрь, в поисках записки. Ничего нет. Но я догадываюсь, чьих это рук дело.

— Приличные девушки, на работе работают, а не задницей перед мужиками крутят, — жестко припечатывает Зинаида Михайловна.

— Да и не говорите-ка, распоясались совсем, управы на них нет, — горячо ее поддерживаю, — всех бы поувольнять к чертовой бабушке.

Так, и куда мне теперь эту красоту девать? Вазы здесь нет. Пойти у уборщицы что ли ведро попросить?

Так и поступаю. В результате у нас в углу обосновывается внушительный розовый куст.

— Теперь вонища такая, что глаза режет, — начальницы никак не уймется, а я только жму плечами.

В принципе, я с ней согласна — не люблю розы, и никогда не любила. А мне еще эту кипу как-то до дома дотащить надо! Выбрасывать жалко, ведь цветы ни в чем не виноваты.

Весь день работаю, растерянно посматривая на букет.

Эк, тебя Неманов накрыло-то…

Не припомню, чтобы раньше он меня цветами баловал. Видать, недостойна была, а теперь расщедрился. Это почему-то злит.

А еще злят собственные мысли, из разряда «а что, если».

Что если попробовать?

Я ведь имею, как говорит Илья «право налево». И не пользовалась им никогда по причине внутренних убеждений, потому что в душе еще хранился саркофаг с потрепанными семейными ценностями, да и интереса ни к кому не возникало.

Здесь интереса хоть отбавляй. Трусы уже можно отжимать. Просто, какое-то перманентное возбуждение. Что это? Память тела? Желание что-то кому-то доказать? Незавершённый гештальт?

Так или иначе, но меня тоже накрыло. Я не видела Неманова в своей жизни, но запросто могла представить его в своей постели.

Наверное, раньше бы ужаснулась таким мыслям, отругала саму себя, сказала, что так нельзя, так неправильно. Но это раньше. Сейчас, все было иначе. Сейчас я сидела, думала, грызла кончик ручки, пытаясь решить, как быть дальше.

— Записки так и не нашла? — шепотом спросила Лика, когда начальница выплыла в коридор по своим мега-начальским делам.

— Нет.

— Догадываешься, кто это может быть?

— Понятия не имею, — вру с улыбкой. Мне не хочется, чтобы про нас с Ромой слухи пошли. Мне этого не надо.

— Наверное, сказочный принц, — смеется коллега, рассматривая огромный веник.

— А то! — хмыкаю сдержано. Ромка еще тот принц, просто Королевич.

Она хочет еще что-то сказать, но замолкает, потому что возвращается Церберша и зыркает на нас своими маленькими злобными глазенками. Вот грымза!

После окончания рабочего дня, собираюсь, кое-как поднимаю букет, понимая, что с таким попросту не доеду, вызываю такси.

Однако, внизу, меня ждет очередной сюрприз, в виде Неманова.

Машина припаркована возле самого крыльца и явно ждет моего появления. Вот настырный! Ладно, пусть везет, а то у меня руки уже отваливаются.

— Подвезти? — интересуется с милой улыбкой.

— Естественно, — ворчу и без лишних слов заталкиваю цветы на заднее сиденье, а сама сажусь рядом с водителем, — можно было поменьше веник прислать.

— С чего ты взяла, что это я?

— С того, — смотрю на него искоса, — я, кстати, розы не люблю. Мне ромашки больше нравятся.

— Серьезно?

— Представь себе.

— Я тебе дарил ромашки.

— Не дарил.

— Ну, как же. Я помню букет покупал.

— Видать, не донес. По дороге кому-то отдал. Поехали, давай, уже. Я домой хочу.

Рома усмехается и заводит машину:

— Варь, ты сама любезность.

— Конечно.

Он довозит меня до дома, и явно ждет приглашения подняться, но я молчу. К себе в квартиру я его точно больше не пущу.

— Угостишь чашечкой кофе? — очень тонко намекает наглец, не сомневаясь, что после такого букета я точно растаю и паду к его ногам.

— Нет.

— Почему.

— Кофе на ночь вредно пить. Сердечко барахлить начнет, да и не заснешь.

— Ты заботишься о моем сердечке? — усмехается Неманов, но по глазам вижу, что недоволен, бесится.

— А то! Днями напролет только о нем и думаю! Все, Ром, мне пора. Спасибо, что подвез. Приятного тебе вечера. Пока-пока.

— Стой! — хватает меня за руку, когда уже открываю дверцу, чтобы выбраться на улицу. А у меня бегут мурашки от того места, где прикасается, по руке, вверх спине, и концентрируются ниже пояса. И в голове снова мысль «а что, если?».

— Чего тебе? — спрашиваю грубее, чем собиралась. Меня бесит это внутреннее напряжение, что никак не хочет отпускать.

— Почему ты меня отталкиваешь?

— Неманов, ты серьезно? — качаю головой, поражаясь человеческой наглости.

— Да.

— Мы с тобой расстались.

— И что с того?

И тут я понимаю, что он меня провоцирует, хочет заставить говорить о прошлом, о том, что тогда случилось. Совесть что ли проснулась? Занятно.

— Ничего. Просто у меня нет привычки заново открывать книгу, сюжет которой не впечатлил, — жму плечами и вылезаю из машины.

Роман сердится. Я это чувствую, хотя он старательно держит вежливую маску. Он из тех людей, кто не любит в себе держать то, что беспокоит. Ему проще все высказать, вывалить и идти дальше, облегченно выдохнув. К сожалению, у меня нет желания облегчать ему существование. Чтобы его не грызло изнутри — пусть грызет дальше, не мои проблемы.

Проклятый веник застрял, упираясь стеблями во все, что можно. Я вся искололась, обматерилась, пока его вытаскивала, а Рома наблюдал за мной в зеркало заднего вида, не делая попыток помочь.

— А я ведь действительно ромашки тебе не подарил, — произнес задумчиво, — я их тогда выкинул в мусорный бак, потому что разозлился.

— Очень жаль. Слушай, может сделаешь одолжение, и эту копну тоже выкинешь? — произношу раздраженно, и ойкаю, уколов палец розовым шипом, — проклятье.

— Подожди, помогу.

— Ну надо же! — ворча отхожу в сторону, посасывая токающий пальчик.

Неманов ловко вытаскивает веник и протягивает его мне. Я не спешу его брать, зависаю, всматриваясь в темные глаза, не в силах избавиться от наваждения. Нездоровый интерес разгорается с новой силой, поэтому приходится буквально насильно заставлять себя выдавить благодарную улыбку, забрать растительность и быстро ретироваться.

Затащив цветы домой, ставлю их опять в ведро, вазы для такой копны у меня не нашлось. Подхожу к окну, и вижу, что рома еще не уехал. Машина так и стоит у моего подъезда, нагло светя фарами. Я чувствую, что его мысли вторят моим. От этого еще сильнее нарывает.

Провожаю взглядом машину, когда она все-таки трогается с места и едет прочь.

И все-таки. А что если?

Пятница. Вторая половина дня. Церберша, как назло, отправила меня с документами к Неманову. Я думала, что оставлю у него все и сбегу, пусть сам изучает бумаги, но у него было свое мнение на этот счет.

— Собирайся!

— Куда? — спрашиваю устало.

— С документами можно работать не только в кабинете.

— Как скажешь, — я тоже не горю желанием сидеть в четырех стенах.

Я снова у него в машине. И мне нравится адреналин, что бродит под кожей, заставляя чаще дышать. Меня заводит наше «общение». К счастью, у меня давно слетели розовые очки, чтобы фантазировать, обманывая себя, или чтобы упрямо отрицать очевидные вещи только потому, что они неудобны. Илья научил меня быть честной, особенно наедине с собой. Поэтому я могу признаться, что увлеклась Немановым.

Совсем не так, как в прошлый раз, когда все мысли только о нем, когда хочется всегда быть рядом, когда ловишь взгляд, замираешь от волнения, и хочется просто дышать одним воздухом, просто быть рядом. Нет, теперь все иначе. Он меня интересует, как мужчина, от которого кровь бежит быстрее, а тело реагирует определенным возрастом.