— Что тебе рассказать?

— Все.

— Поверь, Мартынов, тебе это не надо. Это мои проблемы, и я с ними как-нибудь сама справлюсь.

— Виду я как ты справляешься. Все колись.

Ну я и раскололась. Рассказала ему все, что произошло в те месяцы, пока его не было в стране. Ничего не утаивала, не приукрашивала. Правда, как она есть. Про Неманова. Про нашу совместную жизнь. Про то, какой дурой я была. Про Ирку. Рассказываю, а у самой голос хрипит и слезы из глаз катятся. А уж когда дошла до того момента, как застукала Ромку с подругой, как мы с ним разговаривали в последний раз — просто прорвало. Разревелась, уткнувшись лицом в ладони, так горько и надсадно, что Мартынов даже растерялся. Забегал вокруг меня засуетился. Воды принес:

— Пей!

— Не хочу.

— Пей, я тебе говорю! — насильно стакан всовывает.

— Что ты ко мне пристал с этой водой? — отталкиваю от себя его руки.

— Да потому что понятия не имею, как тебя успокаивать! — сердито огрызается он.

— Я спокойна, — всхлипываю в голос и снова реву.

— Варя, хватит! Уймись!!! Я тебя сейчас в душ затолкаю! — рычит угрожающе.

— Не надо в душ, — икаю от рева, по лицу слезы размазываю, пытаясь успокоится. Этот ведь шутить не станет, запросто затолкает под холодную воду. Помню, как в детстве в речку скидывал и не раз.

Кое-как беру себя в руки, успокаиваюсь и внезапно становится стыдно оттого, что истерику перед ним закатила.

— Извини. Накрыло. Словно нарыв лопнул.

— Угу, — ворчит Илья, потирая шею, — я от такого концерта, если честно, охренел.

— Прости.

— Хватит извиняться.

— Ты не должен был этого увидеть.

— Это точно, — хмыкает и усаживается рядом, — мы мужики — народ нежный. Нам такое показывать нельзя.

— Извини…

— Еще раз извинишься — рот скотчем заклею.

— Значит, пока я по стажировкам мотался, ты решила в любовь поиграть?

— Я не играла.

— Догадываюсь. Ты никогда не играешь. У тебя всегда все серьезно. Если учеба, то красный диплом, даже желательно два. Если читать «Войну и мир», то все четыре тома. Если любовь, то с первого раза и навсегда.

— Разве это плохо?

— Я не знаю, — жмет плечами, — судя по тебе, хорошего мало.

Мне нечего ответить. Рассматриваю свои бледные ладони, взглядом нахожу линию любви. Неровная, прерывистая с перегибами. Все как в жизни. Не могу удержаться от грустного вопроса:

— Вот скажи, как можно было так поступить?

— Ты о ком? О нем? О ней?

— О них. Это ведь подло, грязно. Это какими людьми надо быть, чтобы вот так запросто?

— Обычными, — спокойно отвечает Мартынов. — каждый живет так, как ему нравится.

— Но это ведь неправильно! Так нельзя!!! — с досадой всплеснула руками.

— Кто сказал? — в этот момент он чем-то Неманова мне напомнил.

— Никто не сказал. Это очевидные вещи.

Илья смотрит на меня долгим, непонятным взглядом, потом качает головой и произносит.

— Знаешь, я очень люблю твою бабу Катю. Но с тобой она явно маху дала.

— Это почему? — тут же вскинулась, готовая грудью защищать честь бабушки.

— Ты слишком добрая получилась. Слишком наивная. Слишком правильная.

— Что в этом плохого?

— Ничего…если бы ты жила где-то в монастыре, среди тибетских монахов. Или в другом мире, который был бы населен такими же блаженными созданиями. А здесь, а наших реалиях это скорее проблема, чем достоинство. Ты такая…такая…

— Никакая, — подсказываю ему нужное слово.

— Варь! — сердито с упреком.

— Я никакая, — повторяю зло. Вспоминаю Ромку, а злюсь на саму себя, — никакая! Никакашка!

Мартынов давится от смеха. Под моим строгим взглядом тушуется, пытается сдержаться, но ни черта у него не выходит. Снова смеется:

— Прости. Слово смешное. Мне понравилось.

— Дарю, — ворчу недовольно, потому что мне совсем не смешно. Ни капли, — забирай. Можешь так сохранить меня в телефоне Варька-никакашка.

— Нет, — тянет он с улыбкой, — ты у меня как Вареник сохранена. Ни за что не поменяю.

Вареник. С жидкой размазней внутри вместо начинки. Все правильно. Идеальное прозвище.

Снова пригорюнилась, уткнулась лицом в ладони, пытаясь совладать с очередным приливом отчаяния и приступом боли в области сердца.

— Опять реветь собралась? — подозрительно интересуется Ильха и бесцеремонно руки мои в стороны разводит.

Убедившись, что глаза сухие, облегчено выдыхает, но тут же хмурится и выдает:

— В гроб краше кладут.

— Знаю, — от моей самооценки ничего не осталось. Мне уже все равно.

— Как на работу завтра пойдешь?

Только жму плечами.

— Весь день на людях придется быть. Терпеть любопытные взгляды, неудобные вопросы, — осторожно предполагает Мартынов.

— Ничего не поделаешь. Работать надо. Может, именно работа станет тем спасательным кругом, который поможет выплыть.

— Конечно. Только ты не забывай. Он в том же здании. Всего на несколько этажей выше. Что будет, если вы случайно пересечетесь? Заревешь? Бросишься ему в ноги? А обморок повалишься?

— Я не знаю, — меня даже застряло, когда подумала о встрече с Ромой. Представила его ничего не выражающий, пустой взгляд и удавиться захотелось. Как можно жить без него? Как продолжать это гребаное существование?

— Как по мне, — убежденно произнёс Илья, — тебе надо завязывать с этой работой. Это с ума сойти можно, если каждый день трястись в ожидании встречи. И отсюда уезжать надо, — обвел жестом комнату, — чтобы не вспоминать, что здесь происходило.

— Что ты предлагаешь? Все продать и уехать? Скитаться по свету? Вернуться в деревню?

— Нет. Я предлагаю все тоже, что и раньше. Выходи за меня замуж.

Смотрю на него в полнейшем недоумении:

— Илья, ты издеваешься? Какое замуж?

— Такое. Я планирую на несколько лет перебраться в Англию. Опыта набраться, поучиться. Могу забрать тебя с собой. Выдернуть из этого болота.

— Спасибо за заботу, но это бред.

— Не спеши отказываться, — Мартынов серьезен, как никогда. Для тебя это реальная возможность оставить за плечами то, что случилось.

— Ты прямо мистер благотворительность! Готов пожертвовать собой, ради спасения неудачницы-никакашки.

— Ничего подобного. Я преследую свою выгоду.

— Какую? — иронично подняла брови. Это все, на что хватает сил, — какая от меня может быть выгода?

— Отец со временем планирует ввести меня в совет директоров. Там важен статус, репутация. Мне нужно быть семьянином, для создания положительного, надежного образа.

— У тебя женщин, как грязи. Бери ту, что нравится и подходит, и женись на здоровье!

— Вот я и пытаюсь это сделать. Мне ты подходишь! — произносит уверенно, вызывая у меня нервный смех, — чего смешного?

— Чем Я могу подходить ТЕБЕ?

— Всем, — он убежден в своей правоте и это уже не смешно. — Я тебе уже говорил об этом много раз.

— Илья, — вздыхаю через силу. У меня вообще в последнее время с дыханием плохо, будто игл в грудь засыпали, которые безжалостно впиваются при любом неосторожном движении, — это плохая затея.

— Почему? — настырный блондин искренне не понимает, почему я упираюсь.

— Потому что я тебя не люблю!

— Так и я тебя не люблю. И это главный плюс.

— В чем плюс? Любовь должна быть, без нее ничего не получится.

— У тебя была любовь, и что из этого вышло? — хладнокровно напоминает о моей трагедии с Немановым, — хрень несусветная!

Насупившись, молчу, а он продолжает:

— У нас с тобой гораздо больше, чем просто любовь. Мы с детства знакомы. Друг за друга горой. Чего еще надо?

— Как ты себе это представляешь. Быть привязанными друг к другу, не имея особых чувств. А вдруг кто-то другой понравится? Что тогда?

— Варька! Ты опять сваливаешься в утопию. Не идеализируй. Я предлагаю тебе не просто брак, а свободные отношения, — произносит аккуратно, при этом внимательно следит за моей реакцией.

Я только жму плечами. Какая разница, что именно он предлагает, если мой вариант ответа будет прежним. Мне даже не хочется вникать и думать о том, а что будет если…